“Эта история началась давно, в те годы, когда молодые специалисты, только что получив дипломы, отправлялись по распределению на свои первые рабочие места. Так государство снабжало деревни врачами, учителями, инженерами, агрономами. Конец августа. В один из забытых поселков средней полосы России приезжает молодая учительница английского языка.
Её звали Надежда Юрьевна, но вся школа называла её просто Наденькой — слишком молода была эта девушка. Она только что вышла из университета, впервые уехала из родного дома, где жила с мамой. Её поселили в скромном доме, купленном администрацией у прежних хозяев, уехавших в город. Дом имел два входа: с одной стороны жили две медсестры больницы, с другой — сама Наденька, в полной изоляции.
Дни Наденьки проходили в рутине: до четырех часов — школа, потом дорога домой, иногда короткие визиты в сельский магазин за продуктами или на почту, чтобы отправить письмо маме. Вечера — уроки, проверка тетрадей, пару раз вместе с соседками-медсестрами походы в клуб на кино. После этих походов местные парни пытались с ней познакомиться, но «англичанка», как прозвали её, холодно избегала их.
Пришла зима, декабрь накрыл поселок снегами. Утро начиналось одинаково — с лопатой в руках, расчищая дорогу от крыльца до калитки. Наденька с упорством боролась со снегом, и уже не казалась такой бледной, какой судорожно она приехала сюда летом.
Однажды днем она шла из школы домой с сумкой учебников в одной руке и пакетиком с тетрадями в другой. У колонки, откуда набирали воду, она не заметила ледяную дорожку, раскатанную ребятами и посыпанную снегом. Наступила — и скользнула. Мысль в голове: «Падаю!» — но падения не последовало. Проходивший мимо парень увидел её руки, взмахивающие с сумками, и успел схватить на весу. Он заглянул ей в глаза и… утонул в них.
Это был Михаил Захаров. Он знал, что в поселке появилась новая учительница английского, ведь у него младший брат учился в школе, но видеть Наденьку ему не доводилось. Однако увидел — и пропал. Ее не назовешь красавицей: невысокая, стройная, с серо-голубыми глазами, широко открытыми от страха, с щеками, зарумянившимися от мороза, с пушистыми прядями волос, выбившимися из-под платка — обычная девушка. Но для Михаила она была словно встреченная когда-то тайная мечта.
Вернувшись домой, он стал допрашивать брата, спрашивая о новостях в школе, за кем из старых учителей он скучает, есть ли новые лица. Пашка рассказал про грозную молодую учительницу.
— Мы у молодых часто баловались, — поведал он. — Мне было интересно наблюдать, как они сердятся.
— А у Надежды Юрьевны так не прокатит, — ответил Михаил. — Вовка Потапов однажды спрятался под парту и хрюкал там. Она подошла и сказала: «Вы, Владимир, конечно, можете весь урок хрюкать, но цивилизованные люди так не поступают». И велела к доске глаголы спрягать.
С того дня Михаил намеренно стал появляться в тех местах, где могла быть «англичанка». Но это было сложно: днём он работал, вечером она обычно была дома.
За две недели до Нового года Надежда, в компании соседок, снова пошла в кино. Михаил сел рядом, чуть в стороне. Почти всё время смотрел на Надю, на смену выражения её лица. В финале фильма заметил слёзы на её глазах.
После просмотра он рискнул заговорить:
— Вы плакали в конце — я видел. Мне этот фильм тоже нравится, я смотрю его уже в третий раз.
Обратился к её подругам:
— Уже темно, девчата, могу проводить вас до дома.
Они согласились, поняв, что Михаил хочет познакомиться с Надей. Девушки шли впереди, он шёл позади с ней. У дома расстались, Михаил попросил взять его с собой в следующий раз в кино.
— Смотри-ка, Надюшка, какой кавалер к тебе подошёл — сам Мишка Захаров, первый парень на деревне! Работает на МТС, у него мотоцикл с коляской — жених, как на подбор.
— Я замуж пока что не собираюсь, — отшучивалась Надя.
Но планы у Михаила были серьёзнее. В следующую неделю он несколько раз случайно «сталяться» с ней, помогал нести сумку, встречал у магазина. По поселку поползли слухи.
Однажды, возвращаясь с работы, Надю перегородила путь старуха. Лицо морщинистое, глаза холодные, свет не видели давно. Одетая в черное, она глядела на Наденьку словно сквозь неё.
— Не гуляй с этим парнем, — грозно сказала женщина. — Беда будет. Плакать будешь.
— Зачем вы меня пугаете? — спросила Наденька.
— Я не пугаю, я предупреждаю. С Мишкой тебе нельзя. Спрошь у матери. Поедешь домой, спроси. И скажи, что он из Сосновки.
Старуха повернулась и ушла в темноту.
Входя во двор, Надя встретила соседку.
— О чём с Филимонихой говорила? — спросила та. — Держись от неё подальше, ведьмой местной считают.
— Мне странные вещи сказала, — ответила Надя.
— Какие? — заинтересовалась соседка.
— Не могу сказать… это очень личное. Здесь рядом деревня Сосновка?
— Раньше была, километров пятнадцать отсюда, — пояснила женщина, — но лет десять назад сгорела.
На новогодние праздники Наденька поехала домой. Сначала не рассказывала маме про ту старуху и её слова, но потом поведала. Мать побледнела, всюду молча ходила, а вечером села рядом и ответила на все вопросы дочери.
Вернувшись в поселок, Надежда заявила Михаилу:
— Не подходи ко мне больше. Найди другую. Между нами ничего не будет.
— Это Филимониха наговорила глупостей. Не слушай её, — убеждал Михаил, — старая уже из ума выжила.
Но девушка стояла на своём — не будет с ним встречаться.
Той же ночью дома Михаила ждал тяжёлый разговор. Начала мать.
— Саша, — сказала она мужу, — скажи Мишке, чтобы не ссорился с Филимонихой. Люба Евсеева говорила, что он у магазина ругался со старухой. Кто знает, ведьма ли она или нет, а вдруг беду нашлёт.
Александр вошёл в комнату сына. Михаил лежал на диване, отвернувшись к стене.”