— Серёж… — Юля сжимала в руке телефонную трубку так, будто это был последний якорь, связывающий её с реальностью. — А если… а если я им совсем не нравлюсь?
Ее голос дрогнул, предательски замерцал, как пламя свечи на ветру, выдавая ту глубокую тревогу, что уже несколько дней терзала душу. Она стояла на пустой остановке, где даже сам воздух казался наполненным тревожным ожиданием. Вокруг — ни души. Только влажный осенний ветер играл обрывками газет и швырял их под ноги. Автобус должен был прийти вот-вот, чтобы привезти ее в мир, полный блеск, строгость и безопасность — к шикарному ресторану, к той самой встрече, от которой зависело все.
— Ну, ты же знаешь… я из детдома, у меня ничего нет…
Слова вырвались почти шепотом, как будто она произнесла их впервые вслух, как будто только сейчас осознала всю суть своей уязвимости. И хотя она давно смирилась с этим фактом, сейчас он стал камнем, который набил ей сердце.
— Юльчик, ты чего? — Сергей ответил сразу, его голос прозвучал мягко, но в нем, видимо, звучала тревога, как будто он чувствовал ее смятение за тысячи километров проводов.
— Перестань накручивать себя! Ты у меня самая лучшая, самая умная, самая красивая! И вообще, ты будущий гениальный программист!
— Это при тут чём? — Юля невольно шмыгнула носом, стараясь спрятать слезы, которые внезапно подступили к глазам.
— А при том, что они обязательно увидят, какой ты классный человек! — уверенно утверждает Сергей. — Папа у меня вообще добряк, любит пошутить, сразу тебя примет. Он просто обожает новых людей, особенно тех, кто мне дорог. А мама… — он немного помолчал, и в этом молчании промелькнуло что-то осторожное, почти предостерегающее.
— Мама у нас, конечно, «с характером», как она сама про себя говорит. Немного строгая, да. Но ты ей точно понравишься, вот увидишь! Главное – будь собой. Я уже почти на месте, буду ждать тебя внутри. Целую!
— И я тебя, — прошептала Юля, заканчивая разговор, и в эту секунду телефон стал для нее не просто источником тепла, удерживавшим ее над бездной.
«Будь собой», — эхом пронеслось в голове. Но кто она такая, эта «сама»? Девочка, которая выросла в стенах учреждения, где каждый день начиналась с запахом дезинфекции, где родители заменяли воспитателей, а родня — другими сиротами. Она была ребенком, потерянным миром, но мыдшим себя в чем-то другом — в силе, в упорстве, в умении постоять за себя и других.
А он — Сергей — был как свет из окна в далёком доме: тёплый, уютный, уверенный. Его жизнь текла в расширенных возможностях, без излишних ограничений, с поддержкой родных, с уверенностью в завтрашнем дне. Они закончили вместе институт, оба будущие программисты, и хотя внешне они были как день, так и ночь, в их дружбе, а потом и в отношениях было что-то общее — как будто судьба свела их не случайно.
И случайное воздействие, где Юля чувствовала себя настоящей королевой, была залом тайного бокса. Там, среди ударов, пота и боли, она находила силу быть собой. Там она забывала обо всех своих страхах, о прошлом, о беспокойствах. Каждый удар по Груше был как шаг к свободе, к внутренней уверенности, к мобильности воле, которая побуждала ее воспитывать годами.
— Эх, сейчас была бы моя решимость… — пробормотала она себе под нос, глядя на бесконечную ленту дороги перед собой.
Она вспомнила слова Сергея: «Мама у меня „с характером“». Что именно он имел в виду? Почему она прозвучала как предупреждение? Как если бы в этих словах крылось что-то большее — не просто описание, а предвестник бури.
Юля боялась этой встречи до силы души. Последние ночи она провела без сна, прокручивая в голове десятки следствий, каждый день терпел неудачу. Что она может предложить этой семье? Ни имени, ни богатства, ни влиятельных знакомых. Только любовь. Безграничную, искреннюю, готовую на всё ради того, чтобы защитить человека, которого она выбрала.
Автобусы остановились с характерным вздохом тормозов. Юля вышла на улицу, где в воздухе был пропитан запах осенней листвы и дождя. До ресторана осталось совсем чуть-чуть. Чтобы немного собраться с потоком и унять дрожь в коленях, она решила прорезать путь через аллею. Возможно, деревья и тень помогают ей обрести внутри себя минимальную стойкость.
Но едва она вошла под сень каштанов, как услышала резкие мужские голоса. Голоса, полные угрозы и наглости.
Под кроной дерева разворачивалась жуткая картина. Трое мужчин, с учетом откровенных хулиганов, окружили маленькую старичку в аккуратном пальто. Один из них уже тянул из рук дедушки кожаную барсетку, а его дружки издевательски смеялись.
— Слышь, дедушка, давай по-хорошему, а то хуже будет! — прошипел один, и высмеи его товарищей эхом отдался в тишине аллеи.
Сердце Юли оборвалось. Все мысли о ресторане, о Сергее, о его матери — всё исчезло. Осталось только чувство справедливости, вбитое в нее годами тренировок, и тот самый инстинкт, который не оставил ее прохождения мимо.
— А ну, выпустите его! — крик вырвался из ее горла, твёрдый и звонкий, как удар колокола.
Хулиганы обернулись, удивлённо и с недоумением рассматривая хрупкую девушку, которая осмелилась встревожиться.
— А тебе-то что, дюймовочка? — фыркнул один из них. — Ты куда шла, туда и топай… Ясно?
Но Юля уже не слушала. Она видела тревожные глаза старика, заметила движение одного из подонков, и в этот момент ее тело действовало само. Ловким рывком она оказалась рядом и вывернула руку парня в болевом захвате. Тот взвыл от боли и подал барсетку.
— Ах ты, стерва! — зарычали двое других, набрасываясь на нее.
Один получил удар в солнечное сплетение и согнулся пополам, второй попытался схватить ее за волосы, но промахнулся. Блок, поворот — и локтем в челюсть. Удар получился чётким, с силой.
Вскоре хулиганы, пошатываясь, уползали вниз, оглядываясь с недобрым прищуром.
Юля перевела дыхание, собрала барсетку и подошла к старику, который опирался на дерево, тяжело дышал.
— С вами всё в порядке? Они вас не ударили? — спросила она, видя, как дрожал ему руки.
— Д-деточка… спасибо тебе, — проговорил старик дрожащим голосом. — Если бы не ты… Чуть не помер со страху… Мне бы до лавочки доковылять… Помоги дочка, будь добра…
Юля помогла ему сесть на скамейку, сбежала к ларку, купила воды.
— Вот, выпейте. Может, вызвать скорую или полицию?
— Нет-нет, не надо, — он сделал несколько глотков. — Сейчас отсижусь немного, и всё пройдёт. Ты где так научился? Так смело… Как ангел-хранитель.
Юля посмотрела на часы — она сильно опаздывала. Сердце снова заныло.
— Мне очень жаль, но мне нужно бежать, у меня важная встреча… Остаться с вами ещё?
— Иди, милая, иди, — улыбнулся мужчина. — Ты и так для меня слишком много сделала. Спасибо тебе. Бог тебя вознаградит.
Юля побежала. Бежала, как никогда раньше, будто от этого зависела вся ее жизнь.
Когда она вбежала в зал ресторана, сразу нашла взгляд. Сергей сидел напряжённый, его отец, добродушный мужчина пятидесяти лет, что-то говорил, но мать… мать смотрела на вход так, будто ожидала катастрофы.
Дорогая одежда, идеальный макияж, крупные бриллианты в ушах — всё в ней заключалось роскошь и холодную дистанцию. Юля поняла: это женщина, которая привыкла всё контролировать, и сегодняшняя встреча — не учитывается.
— Простите, пожалуйста, за опоздание! — Юля постаралась улыбнуться, но голос дрогнул. — Небольшое происшествие на улице…
— Происшествие? — Ирина Аркадьевна произнесла это слово с такой интонацией, будто Юля принесла с собой грязь на белоснежный ковёр. — Молодая леди, опаздывать на знакомство с будущими родителями мужа — это уже само по себе «происшествие». Присаживайтесь.
Юля села, чувствуя, как щёки заливает краску. Виктор Степанович попытался смягчить обстановку:
— Ну что ты, Ириша, всякое бывает. Здравствуйте, Юлия. Сергей, нам о вас много проблем.
Но Ирина Аркадьевна не собиралась сдавать позиции. Ее взгляд был прозрачным, как скальпель, и осторожные секунды, пока она разглядывала Юлю, казалась вечностью.
— Итак, Юлия, — начала она, едва официант ушёл после заказа. — Расскажите о себе. Откуда вы родом? Кто ваши родители? Чем заниматься?
Эти слова прозвучали как выстрел. Сердце Юли ушло в пятки.
— Я… я из нашего города… — сначала она старалась держать голос. — А родители… Мои родители умерли, когда я была маленькой. Я вырос в детском доме.
Тишина, повисшая в зале, была плотной, почти осязаемой. Действительно, даже музыка ограничена.
— Что?! — взвизгнула Ирина Аркадьевна, и лицо ее перекосилось от брезгливости. — Из детского дома?! Сергей, ты что, с ума сошёл?! Ты притащил в наш дом… — она сделала паузу, полное презрения, — …эту… нищую подобранную?!
Юля почувствовала, как земля уезжает из-под ног.
Слова, женщины особенно это последнее, ядовитое — «нищая костюмка», врезались в сознание Юлино, как осколки разорвавшейся гранаты. Боль, стыд, жгучая обида и бессильная ярость взорвались внутри нее внутри настоящего бурей! Каждое слово, как раскалённый гвоздь, вонзалось в самое сердце, в ту незащищенную, болезненную точку, где жила память о её прошлом — о детстве без родителей, о вечере в казённых стенах, о вечном вопросе: «Почему именно я?»
Мир на мгновение закачался, будто земля под ногами превратилась в трясину. Внутри всё рушилось. Слезы, горячие и тяжёлые, покатились по щекам. Она вскочила, готовая убежать от всего этого кошмара, забыть его, как страшный сон. Но годы тренировок, выстраданный опыт быть независимым, даже когда душа просит сломаться — всё это удержало её на месте.
— Ирина, зачем же так?! — не выдержал Виктор Степанович, отец Сергея, который явно был потрясён жестокостью собственной жены.
— Мама, перестань! — крикнул Сергей, тоже вскакивая со своего места. Его голос дрожал от боли и гнева. Он видел, как ведет себя Юля, и не мог больше молчать.
— Не смей мне следовать! — рявкнула Ирина Аркадьевна, ее глаза метали застежку, а лицо произнесло от ярости. — Я сразу понял, что тут что-то нечисто! Это просто охотница за собой!
— Решила влезть в нашу семью, да?! Присосаться к благополучию всех, на всё готовенькое?! — голос ее срывался на визг. — Да я этого никогда не допущу, слышишь?! Чтобы какая-то там бесприданница, эта сирота безродная, стала моей невесткой?! В моем доме хозяйничала?! Никогда!
Юля стояла, словно оглушённая ударом. Каждое слово било беспощадно, больно, точно в цель. Она уже не слышала, что ещё кричала эта разъярённая женщина. Хотелось бы только один — исчезнуть. Исчезнуть из ресторана, из города, из этой жизни, где тебя судят не по делам, не по сердцу, а по происхождению.
Когда Ирина Аркадьевна перевела дух, чтобы выпустить новую порцию яда, рядом с их столиком раздался спокойный, но твёрдый мужской голос:
— А сама-то ты откуда будешь, Ирочка? Не из графьев ли случайно?
Все обернулись. У их стола, чуть ссутуленный, но с достоинством, стоял тот самый старичок, которого Юля спасла от хулиганов! Его глаза блестели, взгляд был полон силы и уверенности. Он смотрел прямо на женщину, которая минуту назад унижала ее.
— Папа?! — Виктор Степанович вскочил, не веря своим глазам. — Ты… ты что здесь делаешь?
— Это я пригласил дедушку, — тихо ответил Сергей, и в его голосе сквозила европейская манера.
Ирина Аркадьевна застыла с открытым ртом. Ее лицо мгновенно побледнело, словно вся кровь отхлынула от него. Губы дрожали, но ни одно простое слово не слетело с ними.
— Анатолий Петрович… — прошептала она, почти шёпотом, как будто бы бы перед ней стоял призрак прошлого.
Дедушка накрыла свою теплую ладонь на плечо Юлии, которая всё ещё стояла, не в состоянии осознавать, что происходит.
— А твоя жена, сынок, оказывается, забыла, как сама, когда-то с одним чемоданчиком в нашу семью пришёл, — голос деда прозвучал сурово, но справедливо. — Мы тебя, Ирина, приняли как родную. Обули, одели, красивои. А теперь, значит, королевой себя возомнила? Смешаешь унижать эту девочку, которая, между прочим, только что жизнь мне спасла?
Он присел на свободный стул, не сводя глаз с побледневшей невестки.
— Да, да, не удивляйтесь. На мне только что на улице трое отморозков напали. Хотели ограбить, а может, и покалечить. И если бы не вот эта «нищенка», как ты ее назвала, Ирочка, неизвестно, сиделка бы я сейчас здесь с вами.
— Она одна их раскидала! Не побоялась! А потом еще и воду меня отпаивала, успокаивала. У нее сердце золотое, а ты… Эх! — он тяжело смотрел, качая головой.
В зале повисла тяжёлая, почти физически ощущаемая тишина. Кажется, время замерло. Сергей на Юлю с таким восхищением и любовью, что у нее снова навернулись слезы, но теперь они были совсем другими — от облегчения, от благодарности, от осознания, что она не одна.
Виктор Степанович вышел из-за стола, подошёл к Юле и бережно взял её за руки.
— Юлечка, простите нас, ради Бога! Вот это особенное… — он появился на жену, которая сиделка, вжав голову в плечи, и бросила на нее такой взгляд, что она еще сильнее сжалась. — Я… я не знаю, что на ней нашло. Отец, спасибо, что всё разъяснил. Юля, ты настоящий герой!
Ирина Аркадьевна что-то невнятно пробормотала, похожее на извинение. Похоже, до нее наконец дошло, какую чудовищную ошибку она совершила. Горечь осознания того, что она повторяет судьбу, когда-то сама преодолела, начала проникать в ее душу.
— Да ладно уж, — дед махнул рукой. — Главное — чтобы выводы сделали. А ты, внучок, — обратился он к Сергею, — девушка свою береги. Она у тебя – сокровище.
— И смелая, и добрая, и красавица. Что ещё для счастья надо? Так что давайте, готовьтесь к свадьбе! А я буду самым почетным гостем!
Вечер, начавшийся так ужасно, неожиданно окрасился в теплые, живые тона. Ирина Аркадьевна, хоть и не сразу, но начала оттаивать, особенно когда Юля, просто и без зла, рассказала ей о своей жизни. О том, как важно для нее было бы создать настоящую семью — ту, где ее примут, поймут, защитят.
Этот простой и искренний рассказ, кажется, пробил брешь в ледяной броне матери Сергея. Она вдруг посмотрела на Юлю совсем другими глазами — глазами человека, который вспомнил себя много лет назад.
Смахнув непрошеные слёзы тыльной стороны угла, Ирина Аркадьевна тихо произнесла, и в её голосе прозвучало настоящее раскаяние:
— Ты прости меня, дуру старую… Я ведь не со зла, правда. Просто за сына боюсь — вдруг попадёт ему какая-нибудь… змея под колоду, и потом вся жизнь будет кровью пить. Сердце материнское, оно такое… глупое бывает. Прости, дочка, если ты взрослая.
Дедушка стала душой компании, рассказывая историю молодости, добродушно подтрунивая надо всеми, включая свою невестку. Его присутствие стало тем лучом света, который рассеял тени недоверия и предрассудков.
Когда они вышли из ресторана, Юля чувствовала себя совершенно иначе. Да, она всё ещё была девочкой из детского дома. Но теперь она знала: ее любят, ценят, и у нее есть защита — не только ее куцы, но и любящее сердце ее любимого, и мудрость его замечательного деда.
Юля доказала, что важны не деньги, не имя, не обязательно — важный человек внутри. Его доброта, смелость, честность и способность прощать.